Когда россияне ждут войны с Украиной в приграничной зоне. Записки задержанного погранслужбой ФСБ
В нашем случае злую шутку сыграла извилистая линия границы. В протоколе место задержания потом будет описано очень точно — в 4650 метрах от госграницы и в 3200 метрах от здания погранслужбы ФСБ (при этом почему-то указаны разные части статьи 18.2 КоАП).
Никто из нас, конечно, не хотел нарушать закон, и столкновение с пограничниками стало неожиданностью отчасти из-за того, что еще в прошлом сентябре мы работали буквально на той же самой территории без всяких проблем — тогда писали репортажи о том, как донбассовцев, получивших российские паспорта, автобусами свозили в Ростовскую область голосовать на выборах Госдумы. Никто тогда не спрашивал у журналистов спецпропуска, и в целом царила праздничная расслабленная атмосфера.
В отделении погранслужбы ФСБ нам запрещают пользоваться телефонами — «режимный объект». Сначала «пробивают» по всем доступным базам силовиков, просят написать объяснительные. Затем мы по очереди начинаем ходить на опросы (больше напоминающие допросы), каждый длится больше часа.
Под личные беседы выделен отдельный кабинет. Там встречает молодой оперативник из Ростова-на-Дону (как позже выяснилось — в звании майора) в гражданской одежде. На подоконник он ставит видеокамеру и начинает постепенно заполнять бумаги. «Кто руководил группой?», «Цель вашего визита в Куйбышевский район?», «Сведения какого характера хотели получить у местного населения?», «Какие населенные пункты посетили, покажите на карте?». Череда таких вопросов пугала. Ну какие мы шпионы? На нашем автомобиле — непривычные для юга России броские свердловские госномера, на улицах мы работали открыто, показывали редакционные удостоверения, вежливо общались с людьми на общие темы.
Вопросы касались не только этой командировки. У меня спрашивали про организацию работы в редакции, о прошлых репортажах — например, о жизни Кущевки после массового убийства и работе археологов в рамках расследования уголовных дел о геноциде во время Великой Отечественной войны.
Отдельно обсуждали поездки за границу. При заполнении бумаг оперативник указал точные даты моего путешествия в Англию, хотя я их не называл. Ответом на мое удивление была ухмылка. Были вопросы и на более широкие темы: о журналистике в России, деятельности Юрия Дудя и «Редакции» Алексея Пивоварова, а еще о барах, которые нравятся в Ростове-на-Дону (по некоторым у нас сошлись интересы), о литературе и написанных в Кирове моим отцом книгах.
Продолжая сглаживать углы, сотрудники ФСБ вдобавок обсуждали с нами упадок российского кинематографа, нехватку таких режиссеров, как Алексей Балабанов. В ответ хотелось сказать об упадке вообще всего в России, за исключением армии и зарплат чиновников, но сдерживались.
В эмоциональном смысле беседа шла волнообразно: в одном вопросе оперативник мог поднажать, следом ослаблял хватку и кардинально менял тему разговора. Иногда в кабинет заходил еще один оперативник, который, казалось, играл роль «злого полицейского», — он был строже и как будто пытался меня на чем-то подловить. Беседа вымотала: многие вещи пришлось повторять не раз.
Позже мы восстановим цепочку тревожных событий: первоисточником, сообщившим о задержании журналистов, стал анонимный телеграм-канал «Че по Ростову?», где публикуют эксклюзивы по информации источников в силовых структурах. Там говорилось, что мы якобы «опрашивали местных жителей о наличии и перемещении российских войск» рядом с границей с Украиной.
Эта новость быстро облетела федеральные СМИ и, кажется, затмила назначенную на тот же день пресс-конференцию ростовского губернатора Василия Голубева.
Краски сгущались, в разговорах с оперативниками начали всплывать фразы про уголовные дела. Они заявили, что им придется проверить появившуюся информацию. При этом удивляла скорость, с которой сведения о нашем задержании дошли до администраторов телеграм-канала: данные были слиты вскоре после поступления в Ростов-на-Дону по оперативным каналам ФСБ.
Непроизвольно в голове стали всплывать картинки пыток, о которых мы знаем из-за резонансных уголовных дел последнего времени. Впрочем, надо отдать должное чекистам, никаких прямых угроз не было, силу к нам не применяли, а посмотрев сделанные во время командировки фотографии, они убедились, что за военной техникой мы не охотились.
Спустя несколько мучительных часов стало понятно, что нас оштрафуют на 500 рублей по статье 18.2 КоАП. Помимо административных протоколов пограничники распечатали огромную кипу бумаг, которые нужно было подписать (обязательства о неразглашении информации среди них не было).
И тут случилось неожиданное: начальник управления зашел в кабинет и принес извинения. Он сообщил, что поскольку такое правонарушение у нас впервые, будет вынесено предупреждение. Документы пришлось исправлять и печатать снова. Проведенное в погранслужбе время уже казалось вечностью. Что повлияло на окончательное решение по делу — общественный резонанс, звонки юристов в ростовское ФСБ или все это вместе — остается загадкой.
Уже под конец общения с пограничниками выяснилось, что мы вообще могли избежать задержания. В момент встречи силовики были на обычном гражданском автомобиле без опознавательных знаков. На вопрос, если бы мы были в движении, «подрезать же не стали бы?», они ответили: скорее всего «вас бы пронесло» [читай — не задержали].
На прощание нам повторили о необходимости оформления спецпропусков для посещения приграничной зоны и пожелали удачи. Выезжали из «запретной территории» под конвоем — в сопровождении полицейской машины. Ночевали в Таганроге и, по понятным причинам, на следующий день не стали продолжать работу на границе.
Из последних опрошенных на диктофоне остались трое жителей Таганрога. Таксист на вопросы об угрозе войны лишь усмехнулся, сказал, что ему нет до этого никакого дела. Еще два респондента — сотрудница детского сада и работница Дома культуры — признались, что в последнее время боятся смотреть телевизор, потому что там «одна жуть».
«Как ни включишь — кадры с наручниками, аресты постоянные, убийства. Все разговоры только про Украину, США и Ближний Восток. Мы устали уже от того, что показывают телеканалы. О наших проблемах они почему-то молчат. Вот у меня зарплата 18 тыс. рублей в детском садике. Как вы думаете, можно вообще на такие деньги прожить месяц? Приходится подрабатывать», — сказала одна женщина.
Сенат утвердил Венди Шерман на должность первого замгоссекретаря США
Как выглядит интерфейс Andorid доработанный Microsoft
Без перемен: во что за год превратилась тактильная площадка в парке Якутова
Малышева перечислила продукты, способные спасти от рака груди
Путин пока не планирует специального обращения к россиянам из-за ситуации с COVID-19
|